Истории

Простота




Мне недавно сказали комплимент, из-за которого перевернулось все мое мировосприятие. Причем я даже не понял сразу всю глубину высказывания
"Доктор, вы хороший. С вами просто". А вот теперь накрыло. Ни больше, ни меньше, почуял, откуда все через наоборот идет в этом мире. Да-да,
почти на всей планете Зе. Скажете, доработался? Ладно, щас раскрою тему, а потом скажете, кто здесь ху.
Во времена неандертальцев и кроманьонцев все было просто. Тут свои, там враги. Врагов мочи дубиной, своих защищай. Болезней было две: либо сам
помер, либо медведь задрал. С едой просто: жуется – жри. Ну и так далее, продолжить каждый может.
Вот в Египте тоже все нормально было, пока эта херня с пирамидами не началась. Нет, поначалу все в поряде было, тут – рабы, тут – торговцы, тут
– жрецы, тут – фараон. Просто, понятно. А как начали боги плодиться, началось. С утра египтянин встал, наступил на священную кошку, днем сорвал
священную траву, вечером в сторону священнослужителя забыл поклониться. Ежели в тюрьму не попал, так совесть замучает. Плюс пирамиду хошь не
хошь, а строй. Тут просто непонятки – фараон живой, а могильник ему почти готов. И фараон каждый день, на пирамиду глядя, смерти ждет,
нервничает, зарабатывает язву и дохнет-таки совсем преждевременно. В общем, выродились напрочь, только пирамиды остались, да крокодилы.
Рине их подмяли строевым порядком – у тех тоже поначалу просто было. Красивый язык, точные команды войску, успех гарантирован. Аве Цезарь.
До сих пор пользуемся: lingua Latina – non penis canina. Ненадолго хватило. Не прошло и тысячи лет – зажрались. Началось: хлеба, зрелищ,
Калигула там, Мессалина и все такое. Народ не врубался, кто где – сегодня император, завтра труп. Вот гунны и сориентировались…
Период средних веков неописуем. Все историки соглашаются, у кого структура государства проще была, тот и мировая нация. Татаро-монголы – яркий
пример. Ну да вроде разобрались все, навели порядок в мире к XIX веку, даже пиндосы с индейцами добазарились. Африка километр за километром на
карты наносится. В России и то крепостное право отменили. Казалось бы, все в позитив должно уходить, ан только дальше хуже. Мировые войны так
сказать и прочее. Почему? А вот почему.
Достоевский, , виноват. Ну не только он один конечно, ему помогали. Просто иллюстрация хорошая к моей идее. Да подождите йад аффтару
рекомендовать!!!
Вот берем литераторов древности. Гомер какую Илиаду написал – закачаешься! Софокл трагедиями жог, Эзоп баснями покруче журнала «Крокодил»
обличал пороки общества. На благо народа работали отцы литературы. Хоть и примитивно писали, зато четко, понятно обывателю. Не было подтекста!
Все нормально было не одну тыщу лет – откроешь Данте Алигьери или там Дюма, какие там вопросы у читателя? Тут мушкетеры, тут – гвардейцы. Все
Боярского смотрели, знают. И все довольны.
И вот на тебе. Достоевский. Сука. Еще со школы его ненавижу, только сейчас понял, за что. Описывает он НЕ ГЕРОЯ!!! Героя своего Федор Михалыч
специально прописывает так, чтобы он читателю был не то что неинтересен, а даже неприятен. Зачем? А чтобы показать ВНУТРЕННИЙ МИР!!! Вот, тварь
какая. Типа неважно, что внешне Раскольников по улице идет. Важно, дескать, что он при этом думает. Вот скажите мне, идет навстречу вам
человек, вам интересно, что он там думает? А Достоевский ЗАСТАВЛЯЕТ думать о том, что там этот человек думает. В театрах актеры не понимали,
КАК это играть? А потом придумали, донесли идею до зрителя. И началось.
Внутренний мир литературного героя становится модным. Толстой Лев Николаевич вообще та-а-к мутил... Высший свет общества начинает смотреть друг
на друга по-другому. Подтекст ищут в действиях собеседника. Появляется Фрейд сотоварищи, начинается эпоха мозгокопания. В результате в
современном западном обществе без психоаналитика никуда. США – яркий пример. И женские журналы. Как тяжело общаться, когда надо постоянно
думать: «что он(а) хочет этим сказать?»
Бывает, с работы приходишь, вроде ничего особенно не делал, а весь измотанный. Почему бы? А потому что весь день роли играл. А тебе твоя
любимая говорит: «А почему ты футболку эту надел?» Ну, ты не подумал, брякнул «А какая попалась, ту и надел», и уже чувствуешь, что-то не так
ляпнул. Три часа обиды. ЗА ЧТО? Она, оказывается, решила, что ты ее пой хозяйкой назвал. Она это по подтексту прочла. Она даже представить
себе не может, что там не было подтекста!!! Спасибо, Достоевский. Мудак.
И так во всем. Везде. На работе. В политике. В транспорте. В магазине. Надо говорить так, чтобы собеседник прочел подтекст. На прямую
обращенную речь никто не обращает внимания. Витиеватость речи политиков призвана донести подтекст до народа. Гладкие формулировки дипломатов
должны нести угрозу оппонентам. А в это время Уго Чавес и Махмуд Ахмадинежад прямо говорят: США отстой, национальная политика рулит! И их
рейтинги шкалят. Ну, съели пиндосы Хусейна. И что толку? Пока Кондолиза Райс одну речь толкает, Аль-Каеда молча 10 солдат грохнет. Шахиды
Достоевского не читали. И Россия пока не бахнет ботинком по международной арене, тоже с Китаем не сравняется. С Китаем вообще скоро никто не
сравняется. У них нет психоанализа.
Почему интернет-культура так популярна по всей планете? А потому что если тебе что не нравится, можно сказать об этом прямо. А если нравится,
то тоже так и скажи. Я отдыхаю в сети, я не качаю порно, не ломаю чужие сайты, я просто общаюсь. Здесь ключевое слово – ПРОСТО. Только простота
и может спасти этот мир. А то будет поздно. Я не уверен, что зеленые альфа-центавриане задумываются над тем, что думают аборигены третьей
планеты, вращающейся вокруг одной из миллиардов звезд.





Чурка нештатная




На дворе 198… год, страна советов доживает свои предпоследние денёчки. А на родине Огиньского и Мессинга проходят манёвры стран очень
Варшавского договора. В оной же державке возникает профсоюз «Солидарность», - тот самый могильщик великого и могучего. А в нашей спецкоманде
появляется новичок.
Здесь надо бы вернуться на полтора года назад. Наша команда создавалась, как элитное спецподразделение. Очередной раз командиры гнулись друг
перед другом. Ах, у вас крутые, так мы круче сделаем. Солдатское радио донесло «абсолютно проверенный» слух о предназначении подразделения.
Предполагается, что в нём будут прозябать и тянуть нелёгкую солдатскую лямку «генеральские сынки». Конечно же, не обязательно генеральские, но
разная гадость, сбрызнутая через мочеисптельные каналы партийных фунциклёров и прочей рги от властной авторучки.
Дальше, больше. Жить рота будет в новом корпусе, без клопов и тараканов!!! Кругом паркет, ковровые дорожки. Питание ясен хрен пятиразовое,
ресторанское. Пальмы в кадках, спи от пуза, жри до полусмерти, икра, ананасы, шампанское….Приезжают, к примеру, иностранцы, а им вот мол,
смотрите, как живут советские солдаты ххааа…
Дальше в нашу интернациональную роту валом попёрли сливочные детки. Долго не растекаше, скажу одно. Из двадцати семи человек, четырнадцать
оказались евреями. Почему я заострил вопрос именно на евреях? В те времена, как и все мы, когда-то, я проходил этапы становления. То есть побыл
расистом, антисемитом итд. Это нормально, лишь бы навсегда в том состоянии не зафиксироваться.
В розовом настроении мы пребывали не долго. В тот час, когда команда была полностью укомплектована, мы поняли, что попали в крупную задницу.
Крупнее и не придумаешь, по сути, ЖОПА!
Наш «рабочий» день расписали именно по минутам. В течение шестнадцати часов мы имели возможность убедиться, что без труда не то что рыбку из
пруда не вытащишь, но даже занозу из «булки» не достанешь.
Отдам должное, мы совсем не занимались строевой подготовкой. Её просто упразднили в нашем случае. Весь световой день мы стреляли, бегали,
прыгали. Не с табуретки, но с вертушки. Иногда эти прыжки производились ночью, иногда на склон, периодически в воду. Спортзал с Валерой
рукопашником, стал родным домом, и окропили мы его…. Господи! Чем мы его только не окропили.
В «свободное время» метали ножи и сапёрные лопатки, изучали стрелковое оружие, взрывчатку, способы обеззараживания воды в полевых условиях
подручными средствами. Узнали, к примеру, что рябина и бузина могут усмирить любую болотную гадость и превратить в сносное пойло, а змея по
вкусу ни чем не отличается от сациви.
По ночам просыпались от боли в суставах и мышцах забитых молочной кислотой. А днем начиналось всё сначала. И здесь произошло чудо! Любой из
вышеназванных четырнадцати мог в любую же минуту поднять трубку, созвониться с папой и через час принимать дела у каптёра или киномеханика. Но
ни один из четырнадцати этого не сделал. Почему? Не знаю, могу лишь догадываться. По крайней мере, мнение о Них поменялось тогда раз и на всю
жизнь.
Вот именно в то злопамятное время и попал в команду новичок. Да не какой-нибудь, а чистокровный узбек. Нет, тогда ещё особо не делились на
чурок и нечурок. Обзывались в сердцах, но как-то беззлобно. Ну, чурка, и что? Вот блин проблема…
Батя тогда кричал, как Джонни Вайсмюллер в роли Тарзана: «Команда укомплектована, ер мне лишний рот»
Только его не послушали, и провинившийся перед законом сын патриция из далёкого Самарканда, был принят на довольствие. Мельком глянули на него
мы, бывалые, и тут же забыли. Не тот режим, чтобы кроме своего кричащего о пощаде тела, заниматься всяким м.
А узбек стал пахать наряду с остальными. Причём не отлынивал, никогда не жаловался. Подыхал, но не признавался. А где-то через полгода он таки
проявил себя.
В один прекрасный день этот кент замолчал. Как? А просто перестал разговаривать. И если раньше в течение дня от него можно было услышать хотя
бы десяток слов, то здесь он замкнулся полностью. На расспросы комвзвода, порылся в тумбочке и достал письмо. Жестами показал, - читай мол.
Из письма, написанного, кстати, не на суахили, а на чистейшем русском языке, выяснилось следующее. У нашего «курбаши» умерла бабушка, и он,
являясь потомком древнего рода, истёкшего из члена аж самого хана Узбека, объявил какую-то странную омерту. Чтобы почтить смерть бабушки, наш
чурка замолчал на неделю. Обет!
Всё бы хорошо, но вторая специальность этого молчуна называлась телефонист ЗАС. Мне радисту смолчать гораздо проще, поскольку у меня имеется
радиоключ и датчик. А тут необходим голос, который тупо замолчал.
Батя, будучи боевым офицером, и мастером рукопашного боя, долго пытался уговорить узбека словами. Тщетно. Тогда прибегнув к крайним мерам, он
стал его «увещевать». Потомок Узбека летал по спортзалу как кусок свежеизготовленного говна, и…молчал.
И тогда батя в отчаянии пошёл на крайность. Созвонившись с замполитом, он доложил представителю партии о ЧП, и механизм раскрутился.
Гонтарь прибыл в фейерверке пятиэтажного мата и с лёгким запахом перегоревшего тростникового вина.
С узбеком долго не цацкались, просто родили приказ и отправили потомка Чингисхана на губу. Гонтарь потирал потные коммунистические ладошки,
предвкушая унижение чурки, и как оказалось, поторопился. Батя в свою очередь курил беломор одну за другой и переживал о постояльцах губы, их
здоровье и счастье в будущей жизни, поскольку батя единственный знал, Что воспитал.
Из показаний очевидцев и ухослышцев:
Камера гарнизонной гауптвахты встретила нашего урюка насторожённым молчанием. Урюк встретил камеру тем же. В комнате метров пятидесяти
квадратных, одилось примерно десять тире двенадцать человек.
Узбек прошёл в угол, опустился в цаошан (на корточки) и, прислонившись к стене, закрыл глаза, приготовившись отбывать беспредельные, пять суток.
В противоположном углу, в окружении четырёх разгильдяев сидел здоровенный бульбаш, прикрытый за неуставняк. Вот этот самый представитель
Беловежских зубров, решил проверить чурку на прочность. Зря конечно, но ведь он же не знал? Бирки нет, сопроводительной малявки естественно
тоже нет. А рост метр шестьдесят пять и вес примерно шестьдесят килограммов, просто таки молили: Дай ему в зубы. О-хо-хо…
- Эй, чмо, сюда иди? – бульбаш начал своё восхождение к преждевременному дембелю, - быстро чурка ёбаная…
Ясен пень, что узбек не отреагировал, даже глаз не открыл.
- Ты меня, не понял что ли боец? – бульбаш начал яриться, - считаю до одного, мухой подскочил демон ебучий…
И опять узбек смолчал, и вновь не открыл свои наглые узбекские гляделки.
- Значит, ты ас меня не слышишь? Я тебе говорю неруй!
В этом месте у новичка в голове сработало реле. Глаза открылись, задумчивость присущая этим детям песков покинула чело узбека, и он встал.
Спокойно, не делая резких движений, он подошёл к белорусу. Камера замерла в ожидании развлечений. А узбек, подойдя вплотную, коротко поклонился
обидчику и сделал то, чего от него не ожидал вообще никто.
Крепко взяв гана за уши, узбек притянул его голову к себе, и смачным долгим поцелуем облобызал засранца прямо в губы.
Белорус сидел овший, присутствующие сидели овшими, а узбек, ткнув себе в грудь, затем, показав на обидчика, сложил два пальца и
продемонстрировал их камерному обществу. Потом важно прошествовал на своё место и сел, притворив глаза.
Бульбаш пребывал в прострации секунду, а потом, воззрившись на дружков, тупо спросил: - Это он чего? Я не понял.
Самый одарённый из его ближних, громко расхохотался и ответил: - А чё ты не понял бульба? Ты незнакомого человека назвал асом, и он тебе
конкретно показал, что теперь вас двое. Чё пялишься мудак? Он тебя поцеловал, так что или бери свои слова обратно, или я всем ражу, что ты
чушкан и форшмак…
Морда бульбаша набрякла дурной кровью, он рванулся, но сразу несколько рук схватили его и удержали. Тот для порядку побрыкался и якобы поддался
грубой силе. А узбек в течение этой скорой сцены даже глаз не открыл. А зачем? Человеку, который с завязанными глазами две «осы» из трёх с семи
метров в яблочко втыкает, это без надобности.
Ночью бульбаш делал попытку задушить нашего джигита. Свернув портянку жгутом, он подкрался к шконке, занятой «тщедушным» тельцем азиата…
Этой же ночью бульбаша увезли в госпиталь с сильнейшим сотрясением мозга. Бойцы, выносившие парня из камеры до машины скорой помощи, морщили
носы и всячески отворачивались, ибо пацанчик, переоценив свои силы, героически обосрался в исподнее.
Той же ночью, начальник караула устроил допрос камере, но «урки» стояли насмерть. Мол, спали крепко, ничего не видели и не слышали. Начкар
посмотрел на не опрошенного узбека, вспомнил о его временной немоте, плюнул себе под ноги и ушёл писать рапорт. О том, как ночью один из
арестантов неловко повернувшись, упал с нар, стряс себе кукушку и сломал три ребра.
А вскоре в стра очень варшавского договора начались заварушки. Нападения на советских солдат, перелётные кирпичи в окна казарм, и прочие
мероприятия по выдворению оккупантов вон.
Наша команда несла охрану-оцепление дворца дружбы народов, в котором должны были встречаться министры обороны двух дружественных сопредельных
державок.
Батя дал пять минут на перекур, и мы, собравшись в кружок, пли сизый дым и травили байки.
Осень была жаркая, и наши бронежилеты, то ли В-81, то ли Ж-81 (извините, память не резиновая), только что поступившие на вооружение СА,
попросту говоря сильно заёбывали. Бронепластины и тридцать слоёв какой-то сраной композитки, душили не по-советски.
Никто не понял, откуда прилетела граната, но она прилетела, аккуратно приземлившись в самую середину нашего дружного кружка. Помню, как она
крутнулась два или три раза, помню раззявленные до подколена варежки. Очевидно, у меня была такая же.
И тут наш узбек-чурка делает шаг вперёд, поднимает руку, и резко бросив: «Увидимся чуваки», - падает грудью на гранату.
Сто десять граммов тротила, а много это или мало? Для танка – пшик, для человека, с его непрочной структурой, - смертельно опасно.
Наш чурка, с разорванным ливером, угодил в госпиталь. Как ни странно, спас его именно броник. Два месяца лечили его по госпиталям, а затем мы
уехали на дембель, а наш джигит домой к маме, в родной кишлак или стойбище, хрен его знает.
Жив чурка и по сей день. Счастья ему. Мы его помним, и пусть его урюк будет сладким и спелым! Иншалла!





Борис Сичкин "Мы смеёмся, чтобы не сойти с ума" (отрывок)




...Меня часто спрашивают, почему я, будучи популярным артистом, который хорошо зарабатывал, имел прекрасную трехкомнатную квартиру в центре
Москвы, машину, дачу и пр., уехал?
В 1971 году меня по сфабрикованному обвинению посадили в Тамбовскую тюрьму. Впоследствии меня оправдали, дело было закрыто, работники
прокуратуры наказаны, но до этого я просидел год и две недели в тюрьме, сыну в этой связи не дали поступить в Московскую консерваторию, в
течение 2-х лет, пока длилось доследование, мне не давали работать, мое имя вырезали из титров фильма "Неисправимый лгун", в фильме "Повар и
певица" меня озвучили другим актером и т.д. Короче, я понял, что страна игривая, в ней с тобой могут сделать все, что угодно, а особенно,
учитывая, что у сына Емельяна — в меня — язык до щиколотки, который, как известно, доведет если не до Киева, то уж до тюрьмы точно, я решил
удалиться от гнутой страны на максимально возможное расстояние. К счастью, после подачи заявления, если у меня и были какие-то сомнения по
поводу принятого решения, то до боли родные, вездесущие подлость и хамство быстро их развеяли.
Мать моей жены с нами не уезжала, и, естественно, ее надо было обеспечить жилплощадью. Она была прописана с нами, но, поскольку оставаться
одной в 3-х комнатной квартире ей бы не разрешили, я договорился на обмен — 2-х комнатная квартира с доплатой. Этот обмен должен был быть
одобрен на собрании правления кооператива, членом которого я состоял. Первым взял слово Николай Рыкунин (возможно, некоторые помнят, был такой
эстрадный «дуэт Шуров и Рыкунин). Он долго говорил о Родине, о неустанной заботе о каждом из нас партии и правительства, о совершенстве
социалистического строя, о том, что покинуть такую Родину и такой строй может только человек неблагодарный, у которого отсутствует совесть и
т.д. Кстати сказать, Рыкунин с пеной у рта, задыхаясь от ненависти к Советской власти, разывал мне, что его отец до революции был помещиком
под Москвой, добрым, гуманным человеком, заботившемся о крестья, далеким от политики. Большевики его, естественно, расстреляли, а жену с
грудным младенцем выслали в Сибирь, где она была вынуждена просить милостыню, чтобы не дать умереть маленькому Коле Рыкунину.
Выслушав речь Рыкунина, я мягко попытался объяснить, что речь идет не о неблагодарном Сичкине, а о благодарной теще, которая не покидает Родину
и имеет право на жилплощадь. Из первого ряда встал похожий на отца Врубелевского Демона концертмейстер Большого Театра Гуревич. (Худая фигура,
изогнутая вопросительным знаком, крошечные злобные глазки и змеиные губы придавали ему особый шарм).
— Я не желаю присутствовать на концерте Сичкина! — выкрикнул он.
— Запретите ему говорить! Я, как патриот, не желаю выслушивать речи отщепенца и предателя Родины?
— Не надо так волноваться, патриот Гуревич, — обратился я к нему. — Кстати, какие погоды были в Ташкенте в начале войны?
Гуревич:
— Пошли вы на ....
—Я не могу никуда пойти — идет собрание.
- Вы против моей тещи, потому, что она руя? Гуревич онемел.
— Да, а во время войны какие погоды были в Ташкенте?
— Сичкин, идите к ... матери!
— Я же уже вам сказал: я никуда не могу пойти, пока не кончится собрание. Всем известно, что громче всех кричит "держи вора!" сам вор, но
работники наших органов люди умные и опытные, им ничего не стоит определить, кто патриот, а кто враг. Судя по вашему фальшивому пафосу, вы,
видимо, очень виноваты перед Советской Властью, но успокойтесь: советский суд — самый гуманный суд в мире, и чистосердечное признание,
безусловно, смягчит вашу вину. О, совсем забыл, а в конце войны какие погоды были в Ташкенте? — закончил я под хохот собравшихся.
Больше всех суетился композитор Марк Фрадкин. В отличие от Рыкунина, который выступал, так сказать, бескорыстно, просто желая подчеркнуть свои
патриотизм и лояльность, Фрадкин имел конкретные виды на мою квартиру и развернул активную деятельность еще до собрания: он обрабатывал членов
правления, запугивая их тем, как может быть расценена помощь врагу народа, с именем КГБ на устах ходил по квартирам, собирал подписи жильцов
против моего обмена, короче, делал все, что было в его силах, чтобы помешать.
С Фрадкиным во время войны мы долгое время были в одной части, где он заслужил звание "самый жадный еврей средней полосы России". Впрочем, я
думаю, это было явным преуменьшением, и он вполне был достоин выхода на всесоюзный, если не на международный уровень. Плюшкин по сравнению с
ним был мотом. Покойный Ян Френкель, талантливый композитор и очаровательный человек, разывал мне, что Фрадкин постоянно уговаривал его
зайти в гости, посидеть за рюмкой у его уникального бара. Один раз, когда они были около дома Фрадкина, тот его, наконец, зазвал, но при этом
сказал:
— Ян, в баре все есть, но чтобы его не разрушать, а это произведение искусства — ты сам убедишься, купи бутылочку водки. Зак навалом, но на
всякий случай купи колбаски, если хочешь, сыра, ну, рыбки какой-нибудь и возьми батон хлеба.
В результате они сели у бара, выпили водку Френкеля, закусили его продуктами, а Фрадкин даже чая не предложил.
В свое время Фрадкин мечтал попасть к нам в кооператив по причине хорошего района и того, что он был дешевле других кооперативов, но собрание
было категорически против, мотивируя это тем, что Фрадкин не артист эстрады, богат и может купить квартиру в любом другом кооперативе. Я в то
время был членом правления, со мной считались, и, когда жена Фрадкина со слезами на глазах умоляла меня помочь им, я, по своей мягкотелости, не
смог отказать и уговорил правление проголосовать за Фрадкина. Позже история повторилась с их дочерью, Женей, которая тоже хотела жить в нашем
кооперативе. Оба раза члены правления говорили, что они голосовали не за Фрадкина, а за меня.
Возвращаясь к нашему собранию, Фрадкин его закончил, коротко и по-деловому резюмировав:
— Товарищи, нам надо решить вопрос об обмене Сичкина, в связи с тем, что он бросает нашу Родину, плюет на все то, что сделала для него эта
страна и хочет выгодно переметнуться на Запад. Нас он просит в этом ему помочь. Давайте голосовать.
Почти все руе, включая членов партии, проголосовали за меня, а все евреи, которых было большинство, против. В результате тещу выгнали из
квартиры, а я получил огромное моральное удовлетворение — еду правильно.
Как я выяснил, в ОВИРе существовало негласное правило пять раз не принимать анкеты под предлогом того, что они, якобы, неправильно заполнены.
Поэтому я пришел в ОВИР и сам сказал, что, чувствую, анкеты неправильно заполнены; лучше будет, если я их перепишу и приду завтра. Служащая
ОВИРа улыбалась, кивала, и так пять раз. На шестой день у меня приняли документы, и после всех положенных дальнейших мытарств, 23 мая 1979 года
мы прибыли в аэропорт "Шереметьево", откуда должны были вылететь в Вену. По дороге в аэропорт мы проехали мимо огромного плаката с изображением
Ленина в кепке, с прищуренными глазами и поднятой в приветствии рукой, который гласил: "Верным путем идете, товарищи!", а в самом "Шереметьево"
нас встретил транспарант: "Отчизну я славлю, которая есть, но трижды, которая будет!"
Рейс на Вену все время откладывался — то в связи с вылетом комсомольской делегации в Индию, то профсоюзной делегации в Мексику, то партийной
делегации в Китай. Я услышал, как один еврей сказал другому:
— Слушай, если они все уезжают, давай останемся.
...Первое, что я сделал в Вене, это отправил вызов Фрадкину и в придачу к нему письмо следующего содержания:
"Дорогой Марик!
Все в порядке, вся наша мишпуха уже в Вене, все удалось провезти и твое тоже. Как ты правильно сказал, таможенники такие же тупые, как вся
вонючая советская власть и бигуди осмотреть не догадаются. Так и вышло, только у Симы очень болит шея, все-таки каждый весил три кило. Пусть
Рая до отъезда тренирует шею, у тебя шея, конечно, покрепче, но ты ж в бигудях не поедешь. Как нам сказали, в Америке иконы сейчас идут слабо,
а ты знаешь, израильтяне из голландского посольства совсем обнаглели и хотят за провоз 20 процентов.
Марк, вот прошло, казалось бы, всего несколько дней, а мы уже очень соскучились. Все со слезами на глазах вспоминают твое последнее напутствие:
"Я рад и счастлив за вас, что вы покидаете эту омерзительную страну, кошмарное наследие двух мерзких карликов: картавого сифилитика Ленина и
рябого параноика Сталина. Дай вам Бог!" А как мы смеялись на проводах, когда ты сказал, что был и остаешься убежденным сионистом, а все твои
якобы руе песни на самом деле основаны на еврейском фольклоре, сел за рояль, начал их одним пальцем наигрывать и объяснять, из какого
синагогиального кадиша они взяты... Короче, ждем тебя и Раю с нетерпением, дай Бог, уже скоро.
Крепко обнимаем, целуем Арон, Пиля, Сима, Двойра и Ревекка".
Как мне впоследствии сообщил конферансье Борис Брунов, Фрадкин тут же побежал в КГБ и начал клясться, что у него нет икон и валюты, и он никуда
не собирается ехать. Там (еще раз) прочитали письмо и, пытаясь сохранить серьезное выражение лица, посоветовали успокоиться, его никто ни в чем
не обвиняет, многие получают вызовы, но если он не и собирается уезжать, ему не о чем волноваться. Фрадкин, тем не менее, был в панике, жена
Рая на нервной почве начала курить.
Забегая вперед, второй вызов и письмо, но уже на адрес домоуправления "для Фрадкина" и якобы от другого лица я послал из Италии и третье, на
адрес Союза Композиторов РСФСР Родиону Щедрину для Фрадкина из Нью-Йорка.
Второе письмо:
"Привет, Марик!
Сразу по делу: твою капусту и рыжье получил, но с летчиками больше в долю не падай — они засветились. Канай в Севастополь, свяжись с кентами и
попробуй зафузить моряков атомных подводных лодок. Как договаривались, я откусил три косых, остальное твое, тебя ждет. Антиквар превращай в
зелень, его не втырить и могут закнокать. Вообще, ходи на цирлах, подальше от катрана, шныров и козырных — тебе сейчас самое время лепить
темнуху. Учти, телефон прослушивается — ботай по фене. Слыхал парашу, как ты вертухаям туфту впаривал — все правильно, пока не откинешься,
хиляй за патриота. Вся маза тебя ждет, на любой малине будешь первым человеком, братва мечтает послушать в твоем исполнении песни Шаинского.
Поменьше пей и чифири, а то, что Рая шмалит дурь, не страшно — главное, чтоб не села на иглу. Бывай, до встречи. Валера".
Фрадкин потерял сон, не помогали сильнейшие снотворные, снова побежал в КГБ, потом в домоуправление, ходил по квартирам, бился в судорогах и
кричал, что он не имеет к этому никакого отношения, а все это провокации Сичкина. Рая курила одну за одной и дошла до 4-х пачек в день. В КГБ
хохотали до слез и с нетерпением ожидали следующего письма и очередного визита идиота.
Письмо третье:
"Здравствуй, дорогой Марк! Прости, что так долго не писали, но сначала хотели чить товар, чтобы ты был спокоен. Слава Богу, все ОК, все
контейнеры прибыли, с аргентинцами читались, так что ты уже в порядке: даже за один эйнер Рая спокойно может открыть массажный салон, а блудей
среди иммигрантов навалом. Вообще, если ты сможешь переправить хотя бы 25 процентов своего состояния, то до конца жизни здесь будешь купаться в
золоте. Если ты еще не обрезан, то здесь можно устроить за большие деньги: все иммигранты придут посмотреть на обрезание композитора Марка
Фрадкина. Свою коллекцию порнографии не вези, здесь этого добра полно, оставь Жене. Да, и скажи ей, чтобы хотя бы до вашего отъезда перестала
фарцевать — береженого Бог бережет. Марик, мой тебе совет: пока ты в Союзе, учи нотную грамоту и хотя бы чуть-чуть гармонию — там ты можешь
напеть мелодию, и "негр" ее тебе записывает, а здесь негров много, но все они такие грамотные, как ты.
У нас все хорошо: молодые получают вэлфер, старые — пенсию, а бизнесы на кеш. Английский можешь не учить, он здесь не нужен: на Брайтоне все на
русско-еврейском жаргоне с одем акцентом, а то, что у тебя первый язык идиш — огромный плюс. Тебя вся помнят и ждут, а твою знаменитую
шутку: "Если бы Фаня Каплан закончила курсы ворошиловского стрелка, мы намного раньше избавились бы от этого картавого фантаста", — здешние
артисты читают со сцены.
С нетерпением ждем встречи,
3ай гезунд апдетер Мотл Фрадкин!
Целуем
Наум, Фира, Бася, Абрам и тетя Рахиль!
P.S. Будете ехать, пусть Рая не глотает камни — Соня так и не просралась...